Когда соборы были белыми. Путешествие в край нерешительных людей - Ле Корбюзье

1910 году) основавший журнал Esprit Nouveau и ищущий пути отличить подлинник от фальшивки в искусстве и культуре. Нынешний эпизод свидетельствует о мере успеха».

Мой ответ от 13 ноября:

«Мистер Барнс, я получил Вашу записку от 12 ноября. Вы проявили свое остроумие; я – свое настроение. Я полагаю – и надеюсь, Вы со мной согласитесь, – что состояние войны между двумя людьми, любящими одно и то же и имеющими одинаковые пристрастия, бесплодно.

В Филадельфии я не был пьян. От трех виски L’Art Alliance мне не захмелеть. Я умею пить. И написал я Вам на следующий день, полностью владея собой. Но я был шокирован тем, какие трудности мне предлагалось преодолеть, чтобы посетить Вашу коллекцию, а ведь в субботу я был в Филадельфии только ради этого визита.

Признаем, что ничего не получилось. Признаем даже, что я, вероятно, больше никогда не приеду в Филадельфию. А заодно и то, что у нас больше никогда не будет возможности встретиться.

Мне нравится сражаться в жизни, я делаю это без страха. Однако мне кажется, что в данном случае враждебность напрасна. Вот почему я обращаюсь к Вам с этим письмом, желая призвать Вас к окончанию дуэли.

Вы согласны?

Уверен, что Ваши злые слова ко мне неприменимы. Справьтесь при случае!

Забудем прошлое!

Л. К.»

Назавтра в фирменном конверте Foundation я получил назад свое нераспечатанное письмо. Однако мистер Барнс крупными буквами собственноручно написал на моем конверте и заключил в овал одно-единственное слово: «ДЕРЬМО».

И подписал: «А. К. Б.»

Вот так-то!

Мой парижский друг Ларош дерзнул собрать бесконечно более «живую» коллекцию, чем та, что имеется у мистера Барнса. И по-настоящему гордится ею. Для него это радость. Он чрезвычайно любезно принимает всех; более того, два раза в неделю он полностью отдает свой дом и свое собрание в распоряжение публики. Сам же не показывается, поскольку занят своими банковскими делами. Он полагает, что честь его собрания принадлежит художникам, написавшим картины, а не лично ему, хотя все его покупки сделаны с безукоризненным вкусом.

Я рассказал здесь об этом эпизоде лишь потому, что он свидетельствует об огромном самодовольстве, которое испытывают люди, в одном, двух или трех поколениях «сделавшие Америку». Если хотите, это почти ковбойская история!

7

Набеги индейцев еще не ушли в прошлое

Я сердит на современную газету, а еще больше – на американскую. Победа изобретательности и энергии позволяет нам ежечасно быть в курсе мировых событий. За смехотворную цену вот напечатанная черным по белому кардиограмма мира. Местная тощая газетка. Как бы не так: газета огромна, и она «причесывает» реальность! В Нью-Йорке воскресный выпуск New York Times весит почти кило триста! Вы внимательно прочли? Он содержит несколько дециграммов идей: блистательных, хорошо изложенных, касающихся первоочередной информации.

Поговорим об остальной части! Реклама и «гангстеры». Вдобавок множество иллюстрированных в технике глубокой печати приложений, позволяющих хорошо провести время, поглотить наше время. Вот в чем конкретно я упрекаю современную газету. Я понимаю и признаю, что это превратности времени; будучи градостроителем, я согласен: что бы вы хотели, чтобы делали столько миллионов человек, стоящих перед выбором между своей убогой квартиркой или далеко не привлекательной улицей? Вес современной газеты, таким образом, находится в прямой зависимости от кризиса градостроительства.

Относительно немногословная, хорошо скомпонованная французская газета предлагает разумное соотношение между серьезными вещами: политикой и экономикой – и «будоражащими», попросту говоря, сплетнями: оружие, расчлененные женщины, скандальные судебные процессы. Я не противник подобных сплетен, основное достоинство которых в том, что они правдивы. Они глубинно затрагивают человеческую психологию, этакий Бальзак на каждый день. Впрочем, Бальзак зачастую не отваживался на рискованные повороты, какие совершает сама жизнь в изложении репортеров раздела «происшествий». «Я должен, – говорил он, – оставаться правдоподобным». А вот газета подчас бывает неправдоподобной. Порой будет нелишним узнать, из чего сделана жизнь. Так же как быть осведомленным и знать, что в степи водятся волки.

Американские газеты полны «гангстерских» историй, хотя временная приостановка «сухого закона» отправила в отставку армии бутлегеров. Однако гангстеры-то остались. Надо сказать, что гангстер – это чисто американский продукт: набеги индейцев еще не ушли в прошлое, а недавняя колонизация (эмиграция прекратилась только после войны) дала индейцев, порой превосходящих образцы наших. От Бродвея из-за его сомнительной толпы, состоящей из проходимцев в засаде и порядочных визитеров в поисках острых ощущений, так и разит гангстерством. Бродвей – особенное место в мире, натянутое как проволока с танцующими на ней в изобилии танцорами. Здесь ощущается сутолока высадки, беспорядок недавней цивилизации. Это «интенсивно живое» место, настоящий «новый свет».

Поселенцы – а они, и вправду, существуют, – движимы чудовищно противоположными целями: одни желают сохранить и упрочить свою веру, религию или нравственные принципы; других испепеляет жажда приключений, действия, денег – поселенцы ежедневно обновляются. И даже само американское сознание явственно отмечено строгими порядками или, наоборот, разнузданностью общества, которое, в определенном смысле, только что сошло на берег. Эти люди из глубинки, прибывшие под предлогом дела, в общем-то, и не могли бы оказаться в другом месте, потому что Бродвей – это «приемная» улица: огненные каскады света уже давно подали им знак (фильмы и происшествия). В магазинах и местах развлечений выставлены товары для гостей-поселенцев. Это отдает сельской местностью или саванной. Бродвей – это гигантская лавка, торгующая скобяными товарами и бакалеей: такие можно встретить на новых дорогах Марокко или в американской глубинке. Развалы, где можно найти всё необходимое: гвозди, бечевку, немного слишком кричащие рубашки и галстуки, башмаки. А также красивых девушек в бурлесках, чтобы не ходить за ними в пользующиеся дурной славой «запретные кварталы» публичных домов. Придорожное снабжение: предметы быта и страсти, подтяжки и подружки, всё для «пользы» и сексуального возбуждения. Мечта, материализовавшаяся в треске огней, бурлении толп, хорошо организованных в сиянии хромированного металла пирах, вновь переживает здесь в масштабе Манхэттена приключение из фильма «Поезд в 8:47» [76].